Был цейтнот, как обычно у нас в последнее время. В прямой эфир с министром культуры Забайкальского края Ириной Левкович, который организовали на ГТРК “Чита”, прорвался звонок.
“Что там с “Бессмертным полком?” - раздался звонкий голос.
“Бессмертный полк” в его привычном формате, когда десятки людей идут вслед за Парадом Победы под “Белых журавлей”, уже отменили, и надо было рассказать про альтернативные форматы этой трепетной для многих акции - хотя акцией её называть трудно.
В студию звонила Наталья Александровна, которая хотела, чтобы фото отца тоже было в “Бессмертном полку”.
Министр культуры Ирина Левкович и журналист Антон Калганов в прямом эфире ГТРК "Чита". Фото "Культура 75".
Александр Иванович Балагуров прошёл от Читы до Сталинграда и от Сталинграда до Кёнигсберга в 113-м зенитно-артиллерийском полку резерва главного командования, но это я узнала позже, а пока там. в студии, просто услышала звонкий голос его дочери.
Так началось моё знакомство с женщиной, которая до сих пор хранит тяжеленную немецкую пулю, ранившую отца под Сталинградом и едва не стоившую ему жизни.
Блины и берёза
— Вы приезжайте, а я блинов напеку, — Наталья Александровна такая же звонкая, что и позавчера в эфире. Она рассказывает про то, как отец пришёл с фронта, потом вспоминает, как он до войны, работая в магазине “Динамо”, познакомился с матерью (“Она на 14 лет младше него была, но ушёл на фронт - и ждала все годы”), про её белый кружевной платочек, что дала любимому, уходившему на фронт. С этим платочком Александр Иванович прошёл все бои и вернулся домой - нет иногда силы, способной этим платочкам любящих женщин противостоять.
Уже после, когда жили в квартире по Красного восстания в Чите, под окном отец посадил берёзку. Выросла берёза - в окна ветками машет.
Фото: "Культура 75"
— А тут недавно начали вокруг дома тополя пилить - такие деревья были огромные, здоровые, такая тень от них была - под пни. И берёзку хотели, да я не дала. Такие они… Как вот так брать и шумящий, красивый двор в такое превращать.
Недавно возле дома шумели тополя. Фото: "Культура 75"
По берёзке я подъезд Натальи Александровны и нашла. И ещё по цвету - в старенькой панельной пятиэтажке каждый с первого этажа по последний выкрашен в свой особенный цвет.
Старые альбомы
— Ну что, сначала за стол или работать? - звонко смеётся Наталья Александровна.
И как будто оказываешься на перепутье - направо - кухня с самоваром, румяными пышными блинами и кислой сметаной, налево - комната с резным самодельным столом, помнящим руки фронтовика Александра Балагурова, а на столе - старые альбомы с фотографиями начала XX века, наградная шкатулка отца и тот самый, чуть пожелтевший от времени, кружевной платочек.
Всю войну отец Натальи Александровны хранил этот платочек. Фото: "Культура 75"
На стене - фотография сороковых годов, на ней - мама, коренная читинка, родившаяся в самом центре города по Калинина (сейчас - улица Амурская), 40. Отец, Александр Балагуров, тоже из Читы, но с Малого Острова - считай, почти рядом в детстве жили.
— А я из первого роддома, который на Калинина был, - улыбается Наталья Александровна, рассказывая “географию” своей семьи.
Росли недалеко, а встретились уже взрослыми в магазине “Динамо”, который тоже был на Калинина (сейчас - Амурская, 82).
Чтобы альбом было удобнее смотреть, мы раскладываем стол - откидываем крышку и выдвигаем щеколду снизу - очень удобно, зря, что сейчас так не делают.
Наталья Александровна показывает открытки, которые отец присылал домой с фронта. Фото "Культуры 75"
Пока раздвигаем, разговариваем про приехавшую в Забайкалье прабабушку - Заборовскую Александру Фёдоровну, в замужестве Курбатову.
Фото: "Культура 75".
— Заборовские - это те поляки, которых гнали сюда на каторгу два года, ещё до декабристского движения, - плавно, детально рассказывает хозяйка квартиры, открывая альбом и перелистывая первые фотографии, на которых - женщины в удивительно красивых, строгих платьях.
Заборовские-Курбатовы жили в Нерчинске, а потом перебрались в Читу.
Секрет потрясающих платьев с фотографий прост - сестра бабушки была модисткой в Нерчинске.
— Потрясающие платья, - рассматриваю фотографии.
— Ну так-ть! - цикает Надежда Александровна.
Фото: "Культура 75"
В 1905 году её дедушка познакомился с бабушкой в Чите на старом спиртозаводе.
— Это бабушка до войны, это прабабушка-полячка, это папа. его брат и сёстры, - мы медленно, всматриваясь в довоенные лица, листаем альбом. - Тут у нас трагедия семейная большая, по нам военные и послевоенные годы прошлись трактором.
На фотографии 1936 года - муж и жена, двоюродная сестра отца Надежды Александровны.
— У него фамилия была Берлибо, на Мемориале [боевой и трудовой славы забайкальцев] она есть. Он как ушёл на фронт, так без вести и пропал. А вот это тётя Анна молоденькая, - открывается новая страница альбома и на меня смотрит молодая красивая женщина. - Она в 1941 году поехала к тёте Маргарите в Смоленск в гости, и там попала в невольничий эшелон, и туда, - Наталья Александровна машет рукой в сторону, где должна находиться Германия или Польша. - Она приехала в 1947 году, работала в театре - у нас же здесь до войны и после был театр оперетты. Когда он сгорел, они все уехали в Иркутск. Тётю Анну “взяли” в 1947 году - и на Колыму. Она умерла там, оказывается, в 1952 году. Я видела это свидетельство о смерти, но мне его не дали.
В то время эту тему скрывали. Я тогда в школе училась. Это у нас семейная драма. Мама говорит, обыск делали, каждую баночку осмотрели. Брату моему год был, и только его не задели, он спал. У тёти Анны был жених, он её ждал, но он сразу, - Наталья Александровна цикает, пожимая плечами. - Через годы там так в психбольнице и умер.
Анна - снизу. Фото: "Культура 75"
Альбомный лист закрывается, скрывая за давностью лет трагическую судьбу тёти Анны, по которой грохочущим составом, разрезая на две половины, прокатились годы плена и лагерей.
Мама, папа и война
— Они в этом магазине познакомились в 1940 году, ему было 32, а маме 18. Папа там работал, был молодой, холостой и красивый. И маму-то там и усёк, она туда учеником продавца устроилась. Мама сказала: “Усы сбреешь - поженимся”, - смеётся Наталья Александровна.
— Сбрил?
— Ага.
Александр Балагуров на фронте. Фото: "Культура 75"
Семья Балагуровых. Фото: "Культура 75"
Она не рассказывает, как родители прощались, когда отца забирали на фронт, а мне и не надо: я смотрю на маленький белый платочек с кружевами. Он лежит рядом с огромной пулей - под Смоленском врачи вытащили еёу отца Натальи Александровны из ноги.
— Мама говорила: зачем её хранить, а отец запретил выбрасывать и говорил, что так надо, - мы закрываем альбом.
Пуля хранится в квартире и после его ухода.
Та самая пуля. Фото: "Культура 75"
Рядом с пулей и платком - самодельная коробочка с наградами родителей “За боевые заслуги”, “За оборону Сталинграда”, “За доблестный труд в Великой Отечественной войне”. Медалей так много, что они заполнили всю коробку, обитую красным бархатом.
Фото: "Культура 75"
Фронтовая зажигалка отца. Такие делали из сбитых немецких самолётов. Фото: Культура 75"
Как и вся мебель в квартире - резная, красивая, - коробочка сделана руками Александра Балагурова, который смотрит на нас задумчивым взглядом военного с портрета в углу комнаты.
Всё здесь до малейшей детали пропитано историей семьи, пережившей Великую Отечественную, в которой была и остаётся жить огромная любовь друг к другу и к людям. Она - даже в заботе об этих родительских вещах, в сохранённом платочке и связанном мамой покрывале со львом, в пыхтящем на кухне самоваре и блинах с золочёной кромкой, что дожидаются нас на столе.
